День третий

На следующий день ноги совсем не слушались меня. Это хорошо. Кажется, я стал проигрывать голоду.
Значит, уже скоро.
Теперь я четко видел все преимущества быстрой смерти в бою. Против воли воспоминания далекого прошлого стали приходить ко мне яркими вспышками в сером и безликом мраке этой камеры.

Мне оставалось лишь ожидать, когда гулкие шаги по коридору огласят начало нового дня и новых испытаний. Стражники не заставили себя долго ждать. В этот раз гордость уступила слабости. На ногах держаться я не мог, и спокойно воспринимал их помощь, словно наблюдая за всем со стороны. Снова тот же коридор, несколько ступенек и заполненный светом зал, где обсуждение моей судьбы шло уже полным ходом.
Меня вновь вывели вперед, перед главными судьями, и заставили встать на колени, что само по себе было так унизительно.
Я никогда не от кого не зависел, и на свете был всего один человек, перед которым мне  приходилось стоять на коленях. Когда многое суждено было увидеть, что-то забывается, а что-то просто невозможно забыть. Этого человека я не забуду никогда.
***

-Он звал меня! - короткий кивок в сторону многочисленной охраны у дверей. С недоверием каждый из них посматривал на меня. За последние годы император стал крайне подозрителен. Он буквально чувствовал, как отовсюду грозила смерть, посланная ему всеми, кого он обездолил за свою жизнь. А таковых становилось все больше. Забываясь сном, он видел всех, кто был убит по его воле. Они в молчании ждали его. И император боялся расправы.
-Ваше величество….-тихий стук в черную резную дверь. Не дождавшись разрешения, ровно, как и запрета, я осторожно толкнул дверь и вошел внутрь.
Император лежал на кровати. Его грудь тяжело вздымалась. Раз за разом на него накатывались приступы кашля. Лицо казалось неимоверно старым, хотя время его старости еще далеко. Болезнь сжигала его изнутри, и все его знаменитые лекари не могли оказать реальную помощь.
Не нужно было коварных планов врагов, ядов, наемников. Болезнь сама уже почти все сделала.
-Маг….-осипшим голосом позвал он меня, заставляя себя приподняться с кровати и сесть.
Я поклонился ему.
-Маг, ты знаешь, зачем я позвал тебя?
-Вы хотите защиты? Защиты от мертвых, от их мести?!
-Да, маг. И ты сделаешь это?
Отказ равносилен смерти. Но как объяснить человеку, что нет на том свете ни воинов, ни жаждущих ему мстить. Лишь, его сознание, его собственная душа и вся его собственная тьма, что вечно будет сводить с ума.
-Вас могут защитить солдаты, мой император.
-Маг, они живы и не пойдут со мною в долину смерти. Хотя…есть ли возможность заставить их души следовать за мною?
Я понял, что все это может окончиться массовыми жертвоприношениями. Поистине, безумны бывают императоры.
Решение пришло само.
-Мой, император! Зачем вам слабые обычные солдаты, когда можно изваять их из…глины… сильнейших воинов, что безропотно будут следовать за вами в ином мире.
Император закрыл глаза, силясь представить это.
-Дааааа…да, моя бессмертная, моя верная армия, которая всюду будет следовать за своим повелителем. Пусть построят еще целую крепость, даже город. Пусть этот город станет запретным для других. Он будет только моим.
Ты этим и займешься, Хао. Займешься моей бессмертной армией.
Продолжить император не смог из-за нового приступа кашля.
-Да мой повелитель…. Я могу уходить? - спросил я в надежде, что плохих известий более не будет.

День четвертый (Долг крови).

Казалось, что удивляться я совсем отвык за столь долгое время, но как всегда бывает, в самые непредсказуемые моменты случается непредвиденное. Проснувшись, я долго не мог понять, где я нахожусь.
Вроде та же камера, но…в ней не царит прежний полумрак. На маленьком низеньком столике уже горит свеча. Окно стало чуть шире и пропускало больше света. Да и сама камера стала больше. Стало легче дышать. Казалось, что если постараться, можно даже уловить легкий ветерок, прорывающийся сквозь прутья на окне.
Видно, у них большие планы на меня, а иначе для чего бы еще нужен был этот жест доброй воли. Иллюзий я не питал уже давно. Судьи - обычные люди. Всепрощением они не отличаются, да и циничность у них на высоте.
Очень медленно поднявшись на ноги, чтобы избежать новой волны головокружения, я поддался искушению и приблизился к окну. Теперь оно было достаточно низко, и я мог разглядеть высокие серые стены судейской обители. Небо сегодня было голубым как никогда. На его фоне легко можно было разглядеть черных дроздов, важно расхаживающих по серым кирпичным крышам. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул свежий воздух, которого мне здесь так нехватало.
Как приятно было растворятся в этой бесконечной пустоте, обретать покой и умиротворенность, становится частью самой жизни. И каждый раз было больно, когда сознание возвращало мне жизнь, когда одно незавершенное дело давило тяжким грузом.
Моя цель не даст мне спокойно уйти.
Судьи…
Их равнодушие к миру и есть самое страшное преступление. А теперь…они хотят воспользоваться моими знаниями. В гробу я видал такое сотрудничество.
О, Король Духов, как же я устал.
Уединение мое долго не продолжалось, так как привычным звуком вскоре послышались гулкие шаги. Впервые за столь долгое время мне стало любопытно и вообще стало что-то интересовать. Суд отсрочили на месяц и это не могли быть охранники, тюремщик никогда не проходит здесь так рано. Кто же мог заинтересоваться моей персоной? Несмотря на общее плохое состояние, сегодня было чуть лучше, и даже…хотелось жить, самую малость.
Увидеть его я совсем не ожидал. Только не его и только не здесь, в этом мрачном месте. Казалось, что он белая ворона среди черной стаи циников - судей. Наивен, за что ему часто приходилось страдать. И самое удивительное, он был добрым. Спокойный взгляд, нерушимая вера во что-то доброе, светлое, что еще можно спасти, подарить этому миру.
Он напоминал мне самого себя в молодости. Мой потомок. Но он ненавидит нашу связь и отрицает ее. Забавно. Если бы он только узнал, что именно его род я люблю больше всего. Род Асакур - обязанность, долг быть с женщиной, которую никогда не видел до свадьбы и, тем более, не любил.
А Халина Патч - единственная, кому почти удалось сломить лед моего сердца. Я встретил ее, когда уже поверил в свою неспособность любить. Я помню ее темные и печальные глаза, которые с пониманием и печалью всегда смотрели на меня. Гибкая, с мраморной кожей, хрупкая девушка с черными волосами. Меня до сих пор мучает чувство вины за ее участь. Ей пришлось бежать и скитаться, когда для Патчей стало ясно кем был я, отец ребенка, которого она носила под сердцем.

Это утро выдалось особенно нервным для Мелиссы. Телефон буквально раскалывался от многочисленных звонков. Уже чисто механически она поднимала трубку, отпивая долгими глотками горький кофе из своей любимой чашки, и просила перезвонить через час. Уже долгое время глава одной из крупнейшей европейской компании не выходил из своего кабинета. Все попытки любопытной секретарши разобрать невнятное бормотание за закрытой дверью окончились провалом. И самое главное, Мелисса была готова поклясться, что за мгновение до того, как предательски захлопнулась дверь, скрывая от нее все самое интересное, ей удалось увидеть собеседника ее шефа. Он не входил в дверь, как делали все нормальные люди, и создавалось впечатление, что он просто появился там из воздуха. А удивительнее всего был тот факт, что это был ребенок. Мальчик с длинными темными волосами.
Хотя, за время своей работы она уже привыкла ждать сюрпризов от пожилого главы компании Альфреда Стоукса. Это был сухой жестокий человек, умеющий предвидеть последствия любого действия и буквально неоткуда извлекать прибыль. Единственной его страстью была выгода и деньги. За годы компания успешно захватывала рынок своей продукцией, начиная от простых технологий общего пользования и кончая поставками в военную промышленность. Может, секретом успеха Стоукса было полное отрицание известной метафоры: незаменимых людей нет. Альфред с удовольствием оспорил бы это утверждение. Он считал, что, чем полезнее человек и чем качественнее его работа, тем сложнее его заменить. Он никогда не скупился на деньги, когда надо было переманить настоящих специалистов на свою сторону.
Сама Мелисса считала огромной удачей попасть на работу в компанию, старательно уменьшая длину юбки на слушаньях. Это и дало ожидаемый эффект.
Полностью разочаровавшись в попытках что-нибудь узнать, она со скучающим видом сидела за столом, остановившись на версии, вполне подходящей для дешевого португальского сериала, что это внебрачный сын пришел открыть страшную тайну отцовства Альфреду.
Однако, разговор за офисной дверью был не столь дружественный.

Альфред сидел за главным креслом, докуривая уже пятую сигарету. Только это выдавало его волнение. Старческое лицо с холодными жестокими глазами было беспристрастно обращено на собеседника, которым являлся ребенок, мальчик лет восьми, с черными волосами, спадающими на плечи. Ребенок, казалось, чувствовал себя крайне вольготно, развалившись на высоком кресле рядом, и с издевкой посматривал на Альфреда.
- А ты многого достиг. Продолжаешь дело предков? Ваш род был всегда у власти.
Однако все же трудно было тебя найти.
Альфред затушил сигарету. При упоминании о предках-шаманах его передергивало.
- Что же, спасибо. Я действительно достиг многого. И предки мои здесь непричем. Мой отец, благодаря своим азартным увлечениям, оставил семью без гроша в кармане. И все что здесь есть, наработано мною и только мною. Мои предки к этому отношения не имеют.
- Поэтому ты и сменил фамилию?
- Да, я горд. Все это только мои заслуги и ничьи более.
Легкая улыбка и доля…уважения? Нет – понимания в черных глазах мальчика, который с интересом смотрел на старого владельца компании. Время не щадило даже его.
-Ты знаешь кто я? – Голос с нотками угрозы, превосходства.
-Да, я наизусть помню все эти шаманские сказки. Жаль что ты не сказка.
Удивленно поднятая бровь.
-Я сказка?! Тогда это была бы очень злая сказка, знаешь?

Стоукс лишь покачал головой.
- Милисса сказала, что видела здесь мальчика. К тому же свитки пропали из сейфа. Я знаю кто он. Отец часто рассказывал о нем. Я должен найти его и отплатить долг за отца. Ты потом все поймешь.
Теперь, это еще больше походило на нервный срыв. Однако Нокс решил, что его рабочее место и нервы слишком дороги ему, чтобы пытаться отговорить сейчас своего друга. К тому же он знал характер Стоукса младшего. Сейчас было не лучшее время для вправления психики. Может, в Японии он потихоньку придет в себя?
Ему ничего не оставалось делать, кроме как позвонить в аэропорт.
- Здравствуйте. Я бы хотел заказать два билета до Токио. Да. На меня и на Марко Стоукса.
Спасибо.
Марко же в это время стоял у широко раскрытого офисного окна, наблюдая, как ночной полумрак постепенно отходит, прячась за углами небоскребов, и как четыре полицейские машины несутся по пустынной улице, уже прикидывая в уме, сколько от своего нового состояния придется отдать, чтобы замять дело.
Альфред - это имя человека, которого он звал отцом, но которого почти никогда не видел за стенами офиса. Но теперь, когда его не стало, он понял, как хорошо было знать, что этот человек жив, что он просто был где-то далеко, как всегда, работая за своим столом, где стояла всего одно фото в красивой рамке. Фото, запечатлевшее один из немногих моментов, когда они были вместе. Альфред все же любил своего единственного сына, любил по-своему. И теперь его нет. И виноват в этом человек по имени Хао Асакура.
Марко решил, что обязательно продолжит дело отца, но сначала…нужно вернуть один долг. Долг крови.
Начало дня задалось паршивое. И, как ожидал судья - продолжение сего дня было не менее паршивым.
Этот чертов Хао окончательно выбил его из колеи. Сильва уже не мог понять, как он мог согласиться на предложение Голдвы. А теперь…мало того, что он ничего не узнал. Было еще хуже. Там, в камере, он чувствовал себя словно на допросе, а этот ублюдок, как будто специально задавал вопросы, на которые Сильва не знал ответа. Каждое слово больно отзывалось в сердце, заставляя вспоминать, что сам он мучается этими же вопросами, сам он одержим этими же сомнениями. Но перед врагом, даже столь бессильным сейчас, нельзя было терять лицо. С невозмутимым видом и детским упрямством Сильва твердо стоял на том, во что даже не верил. Не верил он в праведность судейства, не верил в слова Голдвы.
Но и предателем он не был готов стать, и с поистине усердным рвением защищал законы судей. Не его законы, не его правила. Просто так было надо.
 
Он спешил в главный зал. В темном коридоре, где паркет был покрыт дорогим черным деревом, больше никого не было, и его шаги отчетливо разносились по всем залам, подстегивая волнение. Он осторожно вошел внутрь, почтительно поклонившись главному судье.
Голдва спокойно пил чай из красивой фарфоровой чашки. Кресло судьи окружали меха, и, задумываясь, Голдва медленно перебирал их руками, позволяя пальцам запутываться и проходить сквозь мех.
- Он что-нибудь сказал?
- Нет.
- Совсем ничего?
- Он спросил, почему мы никогда не вмешиваемся.
Старый судья усмехнулся.
- Сдается мне, и ты задавался этим же вопросом.
- Да, и все же -  почему?
Молчание. Сильва напряженно ждал ответа, мучаясь от желания вновь повторить вопрос.
- Потому что так надо. Мы всего лишь наблюдатели, судьи. Пора тебе уже понять это. Мы возложили на себя такую обязанность и ответственность. Сильва безвольно опустил голову.
А что еще можно было сказать? Само судейство обозначало невмешательство. Но где же та самая граница, где стремление не вмешиваться соприкасается с безразличием и равнодушием? Убивать или безвольно смотреть, как убивают другие - велика ли разница?
- Так он поведал тебе свои тайны?
- Нет.
- Сходи к нему еще раз.
- Еще раз? 
Вот уж куда Сильва не хотел возвращаться, так это снова в камеру. И дело было даже не в том, что скажет ему бывший повелитель огня. Столько сомнений, страхов - все это уже не важно. Не сейчас. Ему было столь непривычно видеть сильнейшего шамана в этой темной камере, страшно смотреть на черные глаза, оставшиеся единственным отражением жизни на ничего не выражающем лице. Неправильно было все это. Страшно было видеть шамана, который не захотел подчиниться законам мира и теперь вынужденного страдать за это.
Хао казался ему отражением самого себя, своей души, хоть его оковами и не были решетки, серые стены и пьяные сторожи, вечно играющие в карты. Этими оковами служили судейские законы, связавшие по рукам и ногам.

В этот момент снова закружилась голова, а в глазах потемнело. Я непроизвольно зажмурился, стремясь убрать это наваждение. Но стало лишь еще хуже, еще темнее в глазах. О, король духов, я же ничего не вижу -стало моей последней мыслью, прежде чем я стал куда-то падать вниз.
Спустя какое-то время, когда головокружение более ли менее ослабло, и я смог прийти в себя, я почувствовал, что не упал, и что чьи-то теплые руки поддерживают меня на весу. А черные глаза, словно две черных бездны - точная копия моих глаз, всматриваются мне в лицо.
- Сколько дней ты не ел?
Я промолчал. Откуда-то появилось еще и упрямство, разочарование в своей силе. Хотелось просто уснуть, позволить слабости накатывать волнами на мое сознание.
Он легонько встряхнул меня.
- Так сколько?
Он действительно выглядел грозно, в силу своего роста, нависая надо мною.
- Не знаю. Кажется с первого дня.
Он был удивлен и… кажется, встревожен. Сильва аккуратно перенес меня на кровать и уложил, присев рядом. Я же молча глядел в потолок. Он ничего не говорил, я тоже не стал нарушать тишину, к тому же что еще тут можно сказать? Я уже не тот Хао Асакура - повелитель живого пламени и испепеляющего огня.
Он смотрело на меня выжидающе, однако я молчал. Вздохнув, он собирался подняться. Не знаю, что на меня нашло, но я схватил его за руку. Может, я устал от одиночества?
-Останься, - попросил я его. - Я расскажу тебе, - добавил я еще тише.
Он удивленно уставился на мою руку, сжимающую его кисть, но не отстранился. Лишь просто посмотрел на меня. И в его взгляде была какая-то печаль.
-------

Гром. Глухие раскаты хорошо слышны, но дождя еще нет. Он надвигается, он рядом, вот-вот небо не выдержит тяжести и дождь, наконец, окропит землю. Поэтому торопливо жгут костры. Пятеро судей - главнейших в совете внимательно за всем следят. Среди них был и мой отец. Отец второй моей жизни. Я стоял рядом, наблюдая за зрелищной картиной, что устроил здесь совет. Нескольких несчастных шаманов вели к возложенным кострам. Глупцы. Они решили, что смогут свергнуть деспотию Патчей, чей род захватил контроль над Королем духов и мог спокойно диктовать свои условия шаманскому миру.
- Смотри внимательно сын мой, запомни все хорошенько. Нет в этом мире места для жалости. - Шептал мой отец, изредка наклоняясь ко мне.
Напрасно несчастные с нескрываемой надеждой смотрели в небо, желая дождя. Казалось, сама природа издевалась над ними. Когда затихли последние стоны, тяжелые капли дождя, наконец, упали на пыльный пустырь, оседая черными грязными пятнами, впитываясь в землю.
-----
- Ты лжешь. Совет не мог такое сделать.
- Ты думаешь? Сильва, спроси себя сам, на что способны судьи, сколькими жизнями они готовы пожертвовать во имя достижения цели. Зачем мне лгать?
Сильва закрыл глаза. Он слышал много раз легенды о храбром и благородном вожде судий, который волею судьбы стал моим вторым отцом. Но, конечно, никто не удосужился рассказать ему, что вождям нравилось наблюдать, как умирают люди.
- Зачем ты это делаешь? - тихий его шепот и отчаянная мольба в глазах. Мольба не разрушать его веру, не калечить его убеждения.

В последующие дни он стал часто наведываться ко мне и просто слушал меня. Казалось, что он хочет удивить меня, приносив с собою всякие яства незаметно от охраны. Явствами это трудно было назвать. Но простая съедобная пища без запаха гари была настоящим деликатесом для меня. Мое самочувствие стремительно улучшалось. Сразу всю пищу я есть не мог. Пришлось начинать с самого легкого питания.
Я рассказывал ему много чего.
А он все слушал меня. Внимательно и часто перебивая.

- Ты считаешь мир жестоким? - говорил он мне.- Но и ты сам жесток. Среди людей есть достойные. Многие из них достойнее некоторых шаманов - жалких убийц бахвалящихся своими силами.
- Да - усмехнулся я. - Среди них есть таковые. Но нельзя отличить, кто есть кто. Времени мало, и есть лишь один простой выход - полное уничтожение. Нельзя справится с этой угрозой частично. Можно лишь покончить раз и навсегда.
- Но как же другие, те, кто достоин жить. Ты просто не хочешь увидеть их среди толпы. Они есть.
- Я знаю, что они есть, потомок мой. Могу рассказать тебе еще одну историю.

-----
Совет. Так много значит это слово, так много памяти оно хранит. Память о слезах, память о вере, память о надеждах, которым не суждено сбыться. И лицемерие. Оно убивает. Оно есть самый страшный грех, ибо убивает изнутри. Когда вы лжете - это всего лишь ложь. Но когда вы начинаете лгать постоянно, то начинаете верить в свою ложь, и она перерастает в нечто большее, нечто губительное, что выжигает вашу душу изнутри.
Так и произошло с советом. Никто уже не ответит на вопрос - зачем или почему? Нет уже здесь морали или чего-либо еще. Осталась просто вера. А вера бывает слепа и жестока.
Я много знаю, храню многие тайны. Множество шаманских приемов боя достались совету после меня. Они даже не отдают отчета, кому обязаны своим величием. До меня шаманство было неким темным делом, непонятной стихийной силой. Я первый направил ее в нужное русло, научился целеустремленно управлять ею. Конечно, никому не надо это знать. Я не требователен к истории, но обидно, когда тебя так старательно хотят забыть.
Совет - это слово о лжи, что стала верой. Верой в свою правоту.
Ближе всего с советом я познакомился во второй своей жизни и именно во второй жизни я и встретился с одним человеком. Естественно не простым человеком, раз он привлек мое внимание... Честно говоря, чтобы вспомнить такую мелочь, как наша первая и значимая
встреча, мне пришлось как следует покопаться в памяти. Многое произошло - все труднее вспоминать. Я был тогда в другой стране... Я уже и не помню, что мне
понадобилось тогда в Германии. Я путешествовал. Искал ответы на вопросы. Я сомневался в своей цели - и искал помощи у мира.
О судьба, есть ли ты, ведешь ли ты нас?
Я хотел понять мир. Зачем все это и куда оно приведет? Способен ли мир спасти себя сам, без моего вмешательства, без моей добровольной жертвы? Я навсегда потерял душу - она сгорела в пламени, как и мои грезы. Я ждал ответа, я ждал знака, что этот мир не одинок и развивается он по законам, и есть хоть какой-то порядок, что поставит все на свои места, что принесет мне покой. Но мои поиски оказались тщетны. 
Проходя по одной из узких непримечательных улочек, которые были в каждом городе -  серые и безликие, где сотни таких же серых и безликих людей, я вдруг явно ощутил присутствие чьей-то силы… Природной силы. Такого раньше не было... Никогда... Ничего
подобного... Я остановился, пытаясь осознать, откуда она исходит. Такая ощутимая и необъяснимая... Я не сразу понял, что исходит она от простого человека. Я двинулся в обратном направлении, и присутствие силы сразу усилилось.

- Не бойся, - как можно мягче сказал я, - ты все правильно понял. Я очень многое хочу тебе рассказать.
Это место, - я огляделся с пренебрежением и отвращением,- не для тебя... Твое место рядом со мной... Ты донесешь до других то, что я стремлюсь передать сквозь века и
через поколения... Пойдем со мной...
Я протянул ему руку.
Эммануил, как завороженный, глядя на меня с восторгом и преклонением, вложил тонкие холодные пальцы в мою ладонь, и я сильно сжал их. Его красивое юное лицо
исказилось от боли, но он не издал ни звука, не сделал ни жеста протеста. От меня он был готов принять что угодно. Держа его за руку, я вывел Эммануила из лавки.
Выйдя на яркий солнечный свет, он зажмурился.
- Именно так, Эммануил, именно так, - кивнул я, - как я вывел тебя из этой дыры на солнечный свет, так я выведу тебя из невежества и незнаний на свет истинного смысла
бытия и философии идеального мира... так и ты в дальнейшем будешь изливать знания на серое и скучное понимание жизни остальных... Ты сумеешь постичь все то,
что я намереваюсь открыть тебе... И люди пойдут за тобой... Ты создашь историю и войдешь в нее... ты призван быть одним из тех, чье имя будет стоять рядом с величием моего...
Почему-то, тогда я не думал, что его имя будет
общеизвестно, а мое потеряется в забвении...
----

-Да. - мечтательно прикрыл я глаза. Среди них были очень достойные.
-Среди людей?
-Да. А он был самым достойнейшим из всех, кого я знал, - печально вздохнув, ответил я.
Он, молча, изучал меня и мой погрустневший взгляд. Некоторые воспоминания давались тяжело.
-Ты любил его?
Несколько секунд я ошарашено смотрел на него не в состоянии ответить.
-Так ты любил его, - тихо ответил Сильва сам себе, словно подтверждая свою догадку.
-Что?…Какая глупость.
Он усмехнулся, - я бываю прост и наивен, но ты бы видел свои глаза, когда ты рассказывал о нем. Что же случилось?
-Не твое дело. И вообще, какая глупость. Он был мой последователь, просто человек, - по-детски насупившись и отвернувшись, ответил я.
-Просто человек, - зачарованно повторил он. - Так причина была в том, что он не шаман, но ты все же испытывал к нему какие-то чувства, так?
-Это допрос, мой пытливый отрок? - странно, но мое упоминание о нашей связи не возымело на Сильву никакого эффекта.
-И наверняка ты просто смирился. Постарался изничтожить свои чувства, скрыть ото всех, да? - продолжал он, крайне довольный своими дедуктивными методами.
-Давай оставим это. Что было, то прошло, - устало ответил я. Мне уже надоел этот разговор, и я хотел отдохнуть. Снова клонило в сон, и голова стала совсем тяжелой.
Сильва сидел рядом, положив руку мне на плечо, и наблюдая, как я засыпаю.
-И все-таки даже ты любил, - прошептал он улыбаясь. Глаза излучали тепло, и это тепло было предназначено для меня.
Странно.
Приятно, как будто так и должно быть, и кто-то должен хранить тепло в своих глазах только для тебя. А иначе нельзя жить.
Иначе душа будет замерзать.

- Знаю! - резко прервал его Хао. - Неужели ты пришел сюда, чтобы вновь уговаривать меня? Они тебя послали, да?
Хао поднялся с кровати и подошел к окну, встав спиной к судье.
- Они не посылали меня. Они все уже решили. Но если бы ты…согласился, я бы…мог…
Хао лишь пренебрежительно пожал плечами
- И многое ты бы мог?
Судья уставился на непокорного пленника, чувствуя, как в который раз ярость начинает закипать в нем.
- Хоть раз в жизни не будь таким ослом! Думаешь, это гордость? Это не гордость, а идиотизм, и всем будет на все плевать, если ты не перешагнешь через себя. Кому нужна эта жертва, ради чего ты отказываешься?! Ну, хотя бы, сделай вид, что согласен на их условия! Ты идиот, если думаешь, что они не выполнят своих обещаний, и вдвойне идиот, если уверен, что они не исполнят своих угроз. Просто смирись, и они пощадят тебя!
Огненный шаман резко подскочил к нему, схватил за плащ, заставляя судью смотреть себе в глаза. «Откуда в нем столько прыти?» - только и успел подумать Сильва.

- Какая пламенная речь, отрок. Браво, браво. Скажи, а ты не подумал, что моя гордость и мои убеждения все, что осталось в моей жалкой жизни? О да, я называю ее жалкой, потому что все мои грезы разбиваются в пыль глупцами. А ты знаешь, что это такое - когда топчут твои мечты? Скажи, неужели ты думаешь, что им охота сохранить мне жизнь? Весь этот суд - лишь фарс. Конечная их цель - покончить со мною.
Судья несколько секунд просто ошарашено молчал. Темные глаза повелителя огня стали совсем черными от ярости и казались бездонными дырами на мертвецки-бледном лице. И все же, он был прекрасен. Осторожно и крайне медленно судья провел подушечками пальцев по его щеке.
- И все-таки, тебе бы сохранили жизнь. У них бы не оставалось выбора.
Хао язвительно фыркнул
- И у них была бы игрушка для развлечений - бывшая гроза шаманов, а ныне ходячий покойник, отсыревший от вечного заточения в подвале - тот самый Хао Асакура?! Забавно, не правда ли?
Судья не счел это ни сколько веселым и забавным. Он уже даже не слышал. Его волновало то, что он касался шамана, но Хао будто не замечал этих прикосновений, словно позволял эту вольность. В тот момент не существовало ничего, кроме мягкой кожи под подушечками его пальцев.
-Можно я… - прошептал судья - и осторожно провел рукой по его волосам - как он и представлял, они были жесткими и спутанными. Что и неудивительно - за месяц, проведенный в тюрьме, никто Хао не выдавал ни шампуня, ни чего-либо еще.
- А ты смелый, - улыбаясь, заметил Хао. Только улыбка эта была грустной, скорее гримасой на исхудалом лице с резко очерченными скулами.
Никогда и никого судья не хотел так, как хотел этого шамана. Была в этом и некая малая доля обожания. Ненавистный и любимый, отвратительный и столь желанный им. И было плевать и на прошлое, и на будущее, которого у них не было. Главное, что Хао был в его объятиях, когда он целовал его сухие, растрескавшиеся губы, когда он срывал грязные лохмотья, именуемые одеждой, и когда он целовал его тело, изможденное и худое, с выступающими костями и бледное-бледное. Блеклый свет грядущего рассвета уже освещал камеру, создавая загадочные контрасты, и шаман был похож на призрака с белесой кожей, столь тонкой, что были видны синенькие вены. Его черные копны волос змеями стелились по полу камеры, а глаза - столь бесконечно глубокие и в то же время столь пустые -  словно кто-то выжег душу в них, испепелил ее навсегда. Он целовал и любил это существо, давно потерявшее все надежды, но упрямо продолжающее свой кровавый путь. Тонкие пальцы яростно сжимали его плечи, а затем скользили вниз по вспотевшей спине.

Казнь.

Говорят, мир родился из огня. Справедливо предположить, что и в огне все закончится.
Мир, огромный и непонятный, точнее ни кем не понятый, и вовсе не потому, что он так велик или так сложен. Вовсе нет. Просто мир безумен и населен безумцами. А люди и все живые существа крутятся беспомощно в огромном колесе жизни. И даже если кто-то видит ужасную несправедливость, ложь, глупость, которую можно встретить повсеместно, он все равно не в силах предотвратить неизбежное, и если он попытается остановиться, то будет раздавлен. Да и как безумец способен переделать мир? Сделать его еще более безумен? Увы, не в нашей власти. Я же, хотел нарушить границы и стать чем-то большим. Но действительность разбила вдребезги последние иллюзии и я… так и не достигнув высоких горизонтов рухнул вниз. В такие моменты хочется подвести итог жизни. Мои итоги меня никогда не радовали, и на вопрос – чего я достиг, у меня нет ответа. Моя цель, не доведенная до конца, представляет собою лишь жалкое шествие по трупам. Как легко представить себе идеальный мир и как тяжело к нему прийти. Мне пришлось пройти через столько грязи, убийств, что не особо верится в создание этого царства.
Может в этом и причина? Я не верю в то, что пытаюсь создать. Идеальный мир? А может ли он быть вообще идеальным? Но уже затрачено столько сил и столько чужих жизней – еще хуже будет отрешиться от цели своего бытия. Ведь первым же перерождением я силой своей злобы вернул свою душу оттуда, откуда не возвращаются - я нарушил законы.

Если я потеряю цель и смысл своего бытия – я исчезну, мой дух исчезнет – меня уже не примут назад. Меня просто не станет. И все чаще меня мучает один и тот же ужасный вопрос – А как это, не существовать?

Дверь скрипит. Черной дырою зияет выход, и оттуда выходят четыре тени. Все они, кроме него смотрели в пол, страшась взглянуть на меня. Лишь Он смотрит на меня. Только не могу понять, что выражает его взгляд – грусть, сожаление, может злобу, или даже злорадство. В темноте не различить – вижу только что его темные-темные глаза, такие же как и мои, сейчас смотрят на меня.
Остальное?! Разве теперь важно?
Он просит их подождать за дверью, и мы остаемся наедине.
-Я Прошу….
-Нет – усмехаюсь.
-Я умоляю…
-Нет – почти шепотом отвечаю.
-Я люблю…
-И все же… Нет! – с грустью выношу приговор самому себе.
-Тогда…
-Что тогда?!
-Прощай…и... спасибо!
-И за что же?
-За то, что ты был и за то, что ты есть.
-За это не благодарят!
-А я…благодарен.

Они молча ведут меня по коридору. Иногда подталкивают в спину, если по их разумению я иду слишком медленно. Хотя, я допускаю мысль, что им просто нравится причинять мне физическую боль. А Сильва идет рядом. Я замечаю, что он слегка наклоняет голову и еле слышно произносит слова:
-И все же я умоляю – попроси у них пощады!!!
Я улыбнулся. Сильва - Сильва снова в своем репертуаре. Неужели он не может понять меня?!